Георгин.
Шикарные и простенькие. Красивые и еще красивей. Душистые и без запаха. Дорогие и по пятаку за букет. К первому сентября астры, а к первому экзамену пионы. Ветеранам сирень с тюльпанами, а от сестры букет рыже-конопатых лилий на мой день рождения. А мама? Мама - это желтые хризантемы с терпким запахом морозного ноября.
В течении жизни всякий из нас наверняка пишет свою собственную поэму цветам, где в каждой строке события, даты и имена четко и однозначно «рифмуются» с каким-нибудь неповторимым шедевром природы из лепестков и тычинок – «парадным» или скромным, пахучим и не очень...
Вот едет женщина на велосипеде, скорее всего возвращается с дачного участка домой и везет в проволочной корзинке огромный букет пестрых больших георгинов. А я смотрю на них и представляются они мне как какие-то огромные старинные награды, ордена и звезды на лентах...
Я не знаю, откуда такая связь. Наверное цветок слишком красив, чтоб оставить мою цветочную поэму без него, но как-то не нашлось для него достойного события или человека связанного с ним в воспоминаниях, поэтому и получилась такая «рифма» невпопад.
Мне показалось, что женщина так легко и быстро мчавшаяся по велосипедной дорожке, почувствовала мой взгляд и даже чуть-чуть притормозила, тоже посмотрев на меня. В этом взгляде было только удивление по поводу того, что я так на нее уставилась.
Она смотрела на меня, я – на ее букет, а в эти секунды как-то сбоку из корзинки абсолютно незаметно выпал один цветок да так и остался сиротливо лежать на дороге.
Странно, размышляла я, что такого удивительно было в моем взгляде? Может мы знакомы? Нет. С другой стороны, среди всей этой привычной городской суеты надо быть абсолютно слепым, чтоб не остановиться взглядом на таком карнавале красок в одной отдельно взятой велосипедной корзинке. Наверняка не только я провожала ее взглядом, так что...
Дорога шла вперед, мне нужно было в противоположную сторону, женщина вскоре скрылась из виду, потерявшись в общем потоке людей и машин. Мое внимание тоже распрощалось с ней, мыслями я уже была в предстоящих заботах, как вдруг увидела упавший цветок.
Я рванулась к нему так, что мои собственные рамки приличного поведения на улице безнадежно затрещали от рекордного прыжка через широкую полоску травы отделявшую тротуар от велосипедной дорожки.
Большой белый георгин лежал на серой полоске асфальта, слегка растрепаный и абсолютно чуждый здесь на дороге. Это был какой-то м о й георгин. Он приковывал к себе взгляд. Он будоражил что-то внутри меня давнее, глубоко слежавшееся и поэтому потерявшее смысл и значимость. Он хотел... Он хотел? Да, он хотел чтобы я так стояла и смотрела на него, чтобы бережно его подняла и притронулась им к своей груди и тогда он...
В повседневной жизни мы частенько сталкиваемся с предметами или обстоятельствами, которые как дверь могут вывести нас в наш собственный мир беспечно Непознанного или достойно Пройденного, но в любом случае наш собственный Забытый мир.
Во сне такие «двери» открываются сами, неожиданно и легко. Однако, чтобы попасть в этот мир с бодрствующим сознанием, просто одной «двери» бывает недостаточно. Еще нужны и дверная рама и петли, ручка и стены вокруг, а может даже особый скрип несмазанных шарниров – то есть еще дополнительные условия, еще какая-то реально осязаемая или основанная на эмоциях совокупность окружающей обстановки, времени и места, чтобы сделать эту «дверь» действительно дверью, а не нарисованной декорацией.
Белый георгин лежал на сером асфальте. А вокруг был просто праздник лета. Собственно говоря, это была обычная суббота нормального июльского дня. Никаких календарных торжеств. Но все лето в этом году выдалось дождливым и холодным, поэтому такие солнечные и жаркие деньки как сегодня можно было считать если не целым праздником, то как минимум праздничным подарком.
Тихий безветренный, какой-то бархатный полдень. Непонятно откуда взявшийся и еще более непонятно как удерживающийся среди выхлопных газов оживленной дороги аромат позднецветущих деревьев. Да, а откуда в городе столько кузнечиков, да еще таких громких виртуозов? Оседающий дневной зной в дрожащем воздухе...
.....Воздух еще дрожит от дневного зноя. Он наполнен пряным ароматом трав и стрекотней кузнечиков.... Затянувшееся бабье лето в Крыму. Все еще жарко. Даже бег времени кажется лениво-тягучим в ожидании ночной прохлады.
Но есть нечто, что не вписывается в эту размеренную картину, нарушая всю гармонию скоростью и неровностью своего движения. Это быстро идущий и постоянно озирающийся по сторонам человек. Не надо долго приглядываться, чтобы понять, что это какое-то бегство. Кое-как застегнутый темно-серый офицерский китель, сбившаяся на затылок фуражка, запыленные сапоги и георгиевский крест на груди.
Когда-то русский офицер. Штабс-капитан инженерной роты... Потом офицер белой армии. Но всегда доблестный герой и безупречный воин. И вот теперь просто дезертир. Дезертирство не принимает в счет ни воинских отличий, ни званий, ни погон... К чему? Человек бежит не от своих к чужим, и не от чужих к своим. Он бежит от себя К себе.
Родился в офицерской семье. Служил, геройствовал, воевал за родину и получал награды. Все было ясно и понятно – свои-чужие, тыл – фронт, если не ты – то тебя...
Как ни странно, но все вдруг изменила одна единственная пуля. Вполне безобидная, летевшая наискосок, которая только шаркнула, полоснула по одежде, не оставив царапины даже на коже. Он услыхал высокий на долю секунды свист и в тот же миг вдруг представил себя убитым. За долгие годы службы это случилось с ним впервые.
Нападать или отступать, хорониться от взрывов или спасать товарища – смерть всегда ходила рядом, но мысли были заняты жизнью. Он видел бывало за день сотни убитых, но никогда не «видел» в этих сотнях себя. Смерть могла случится с кем угодно, но только не с ним. И вот впервые так... Или это еще и абсурд гражданской войны стал последней каплей ? Русский солдат убитый русской пулей на русской земле другим русским солдатом...
Китель теперь другой, но исподняя рубаха все еще хранит след той пули – по-мужски неумело зашитую дыру. Да что там за шитье – прихватил как умел и стянул к середине грубым узлом – узлом на память о случайно сохраненной жизни. Странная памятная награда, носимая не напоказ, скрытая под одеждой.
Да, та пуля оставила ему жизнь, но ей похоже удалось задеть нечто большее чем просто одежду. С тех пор мысли о побеге не покидали голову. Хотя война логически близилась к концу и в штабе ходили слухи о планируемом исходе всей армии в Константинополь, ждать он почему-то больше не мог. Внезапное осознание ужаса и нелепости войны, откуда-то взявшаяся неутолимая жажда жизни и впервые прочувствованный страх перед ее концом гнали его прочь, не давая возможность даже продумать план побега. .
Кажется земля горит под ногами от этого бегства. Куда бежать? К берегу. Где есть море, там найдется и переправа. И не важно куда, самое главное дальше от фронта, дальше от войны, дальше от смерти.
Странно однако, что мысли заняты не тем, что его ожидает в ближайшем будущем – будет ли он пойман и расстрелян, удастся ли ему уйти без потерь, где он окажется и как сложится его судьба уже завтра?
Все получится. Обязательно. Он сам себя поймал на мысли о том, что главная цель – это не убежать сейчас, а вернуться потом. Каждый шаг отдавался в висках и как клятва отбивались и звенели в ушах неслышимые никому слова :
- Я вернусь сюда. Вернусь на эту землю. Вернусь к тебе, мой Крым. Клянусь. Вернусь когда не будет здесь войны, когда трава будет выжжена только солнцем, а не огнем, когда поля будут красными только от маков, а не от крови. Вернусь чтобы потом ЖИТЬ. А сейчас надо постараться, чтобы пока просто выжить ...
...Ему не удалось сдержать эту свою клятву. Пуля-дура на этот раз летела не наискосок. Нагнавший его и пристреливший спешился. Подошел, пнув ногой перевернул навзничь, забрал оружие, пошарил в карманах и попытался снять георгиевский крест. С первого раза не получилось. Тогда поругиваясь, он просто вырвал его вместе с тканью.
На земле лежал человек в сером офицерском кителе. Через прореху с неровными краями на месте награды виднелась как-то неумело по-мужски зашитая в этом месте белая рубаха. Стянутая узлом к середине ткань расходилась дальше неровными складками-лепестками, напоминая большой растрепаный цветок георгин, лежащий на серой дороге.
С. Польская
Шапочка кардинала.
Наши замыслы, мечты, стремления и желания от сокровенно-будничных до сказочно-немыслимых.... Мыслью закованые в форму несутся в верх в небесную канцелярию, чтобы вернуться с отметкой «добро» и воплотится или забыться-запылиться где-то там на небесах ...
Я тоже мечтаю, и тоже желаю, и тоже жду исполнения моих просьб и молитв. Но почему же мне снова и снова, повтор за повтором приходится убеждаться в материальности моей мысли только тогда, когда вполне реальные обломки какого-нибудь несложившегося «счастья» буквально валятся мне на голову?
Вот, скажем, легкая надежда на взаимную любовь, облаченная мыслью в розовое закатное облачко, покачивается перед глазами, затуманивая и так уж слишком розовые очки, поднимается выше, выше, теряется из виду, и сердце замирает в ожидании чуда под названием «любовь»...
Ах, сердце, да так ведь и остановится-то не долго. Чуда не произошло, зато замирание затянулось на опасное количество ударов от ледяного дождя отчуждения, свалившегося внезапно из какой-то мерзкой серой тучи. Постойте, а не было ли это то самое розовое облачко? Да, оно. Что-то помешало ему поднятся до седьмого неба, что-то сделало его серым и мрачным, а мою надежду несбыточной. Но что?
А вот я «запускаю» желание о легкой и быстрой дороге домой. Мои мысли слепили из него простенькую стрелу. Ничего сложного, все обыденно и даже скучновато. Мысли не подчиняются законам гравитации. А раз так, то лети, лети моя стрела прямиком вверх, нигде не задерживаясь, и возвращайся сюда зеленым глазом светофора, некрутыми поворотами и четкими указателями.
Какой-то странный скрежет и блямкающий звон. Ну, вот. Одной фарой меньше. Битое стекло и пластмасса на асфальте. Мне кажется, я вижу среди всей этой кучки осколков обломки какой-то стрелы. Или желания? Ничего удивительного, мысль материальна, а как все материальное она вполне может ударится и разбиться на кусочки.
Ладно. Пусть мысль даст одной моей тайной мечте крылья, пусть одухотворит ее и обратит в птицу. Птица это не какое-то там безмозглое облачко или простушка-стрела. У птицы есть воля и осознная цель. Уж птица то наверняка прорвется ...
Опять нет? Спасибо и на этом. Оставшимися перышками я кажется смогу прикрыть пустоту на месте несбывшейся мечты.
Как будто какой-то купол надо мной. Невидимый, но очень прочный. Об него разбивается и осыпается пеплом и осколками все, о чем бы я не просила, не молила. Господи, ну услышь же меня...
Может мне не отпускать свои мысли? Но как же их удержишь? Если не дать им свободу, они умрут не успев родится...
Кажется я замечталась, подумала она внезапно замедлила шаг от ощущения приближения какой-то опасности. Тихая улица, ясный денек. Невдалеке двое обычных мужчин, просто идущих навстречу. Самые нормальные, не бандиты и не в черных чулках на головах. Зачем они на меня так смотрят? Почему мне хочется бежать от этого взгляда? Она остановилась. Мужчины поравнялись с ней не приблизившись и пошли дальше по другой стороне улицы. Она оглянулась. По нервному встряхиванию плеч и слишком размашистой походке ей почувствовалась их досада.
Если они хотели мне зла, почему же не осуществили задуманного? Кого они испугались? На улице никого, окна домов скрыты придорожной зеленью. Странная тишина и пустота. Тишина, наполненная страхом. Почему же я их испугалась? Откуда взялся этот страх, который необъяснимо сдавливает все внутри причиняя почти физически ощутимую боль?
А пару дней назад? В подъезде одного незнакомого дома, какой-то на первый взгляд абсолютно безобидный мужчина только вскользь глянул на меня поверх очков, спускаясь по лестнице. Он даже нечаянно не коснулся меня краем своей одежды, а я задыхаясь от страха уже видела себя на дне грязных унижений и насилия над собой.
К врачу пора. Хотя, кто даст рецепт и где те пилюли которые лечат обычное женское одиночество? Так, дурные мысли, прочь! Хватит пугать себя саму и закручиваться в водовороте придирок к судьбе. Все ведь нормально! Звезд не хватаю, но жива-здорова и дети... И живу... Живу? ...
- Тонкий как листва. Мягкий как трава. Прозрачный как стекло.
- Что? Кто это со мной говорит? Здрасте, дедушка.
-
Диковатого вида старик выросший буквально из-под земли стоял в полуметре от нее и тихо бормотал себе под нос: «тонкий как листва, мягкий как..»
А, да, здравствуй, милая, - старикашка неприятно зыркнул колючими глазками и не смотря на то, что он был значительно ниже, ей показалось, что он смерил ее взглядом сверху вниз.
- Ты слишком далеко зашла в своих рассуждениях, кажется пора нам поговорить напрямую...
- А вы собственно кто такой? Я вроде ни с кем в дискуссию не вступала и вслух не рассуждала, и вообще, я не имею привычки разговаривать с незнакомыми мужчинами на улице. Может быть вам надо помочь что-то донести или перевести вас через улицу? Так вы так и скажите...
- Ну, как-же, не рассуждала она. Невидимый купол, несбывшиеся мечты...Все о чем не задумаешь, возвращается кувырком и разбивается вдребезги. Ну, сама просила, теперь вот жалуешься.
- Я просила??? Кого? Когда? Вы сумашедший?
...Блестящий паркет, танцующие узоры теней на стенах. Треск свечей и шорох тяжелых складок сутаны. Казалось нервы были крепки как прутья стальных решеток на окнах, когда полчаса назад на коллегии кардиналов мир рухнул у него из под ног. Вроде достаточно денег, чтобы откупиться, должно быть достаточно связей, чтобы закрыть кому надо рот, достаточно, достаточно, достаточно всего... А если недостаточно?
Стальные пруться вдруг превратились в жалкие паутинки, которые легко рассек всего лишь один вопрос «А если?». Нет, ему надо остаться в коллегии, он всю свою жизнь шел по головам и судьбам, то есть нет, таким нелегким ступеням церковной лестницы, и вдруг сейчас споткнувшись просто так с нее скатиться? Нет. Этого нельзя допустить. Кардинал опустился на колени. Может быть впервые в жизни он сделал это по-настоящему искренне...
Господи! Спаси и сохрани... Как трудно оказалось сформулировать свою просьбу к небесам. Спаси и сохрани... Что же говорить-то? Сохрани мой сан и власть, дай мне ее еще больше, чтобы я мог и дальше с еще большим рвением служить тебе, Боже... «Чтобы ты тихо и безнаказанно мог и дальше топтать и уничтожать, ломать и калечить судьбы, прикрываясь непорочным пурпуром церковнослужителя...» пищал внутренний голосок, не знающий цензуры.
Нет, нет, нет, что за мысли. Просьба должна быть искренней и откровенной, но как это вложить в правильные слова? Руки, поднятые в отчаянной молитве опустились на голову. Да, да, вот оно! Господи, спаси и сохрани ЭТО! Пальцы судорожно охватили пилиолус. Красная с хвостиком шапочка их восьми сегментов. Останется она, значит и голова цела и жизнь продолжается.
Спаси и сохрани это сейчас! И я больше никогда, никогда, слышишь, никогда не буду просить тебя ни о чем другом. А если и попрошу, пусть мои просьбы остануться без ответа. Сейчас только, спаси и сохрани вот это! Кардинал уткнулся лицом в ладони держащие пилиолус и зарыдал.
На следующий день на заседании коллегии все ,что было против него вдруг оказалось гнусным наветом, виновник наказан, и поруганное имя не только не пострадало, но еще и приобрело сладкий ореол победы над несправедливостью. Ничто не изменилось, все осталось по-прежнему? Или? .
Она вздрогнула, как очнувшись от забытья. Образ кардинала, такой четкий и ясный, вдруг стал дрожать и расплываться. Но она успела заметить, что в последний момент этого странного «кино» пилиолусов вдруг стало два. Один тот, что был всегда остался на месте, а сверху, прямо на нем, как прозрачно-серебристая пленочка невидимым никому дубликатом, красовалась еще одна такая же шапочка... Все рассеялось и исчезло окончательно.
-Да, кстати, надо его поправить, а то что-то съехал на затылок. Старикашка подошел и бесцеремонно пошарил, поправляя что-то невидимое у нее на голове.
- Все еще не понимаешь? Ты получила этот пилиолус тогда от нас, мы просто оказались ближе, в ответ на твою просьбу «о спасении». Он хмыкнул. Мы дали тебе защиту от крупных ударов. Взамен на твою волю. Точнее на исполнение твоей воли. Все, как было заказано. Мы соблюдаем, так сказать... Ты же посмотри, разве ты сейчас в жизни не выходишь всегда сухой из воды?
У нее в голове пронеслись последние передряги и трудности, из которых она действительно выходила без особых потерь. И еще пару минут назад, она сама себе признавалась, что грех роптать, ведь все у нее если и не в чистом шоколаде, то как минимум в глазури похожего цвета.
- Да, ты выходишь сухой из воды. Но заметь, ты барахтаешься на мелководье. От крупных бед ты защищена, ты просто в них не попадаешь. В них попадает, и не только в беды, но и в крупные им противоположности, как то удача, успех и т.д., только тот, кто идет сам по дороге своей жизни. Он попадает в них только по своей воле. Истинная воля человека управляет его выбором. Выбор происходит под влиянием исполнения желаний, просьб, стремлений самого человека. Всего того, что, облеченное в мысли каждый живущий отправляет в пространство вокруг себя.
- Но ведь я тоже иду по дороге жизни, она возмущенно подыскивала слова. Да, я иду по своей дороге жизни, хотя бы потому, что я живу!
- Ты движешься, но в тоже время не идешь сама! Ты движешься в инерционных потоках исполнения чужой воли. Своей то у тебя нет, у тебя нет выбора. Все складывается так, как складывается, а не так, как хочешь ты.
- Ты получила, извиняюсь, ваше преосвещенство, вы получили тогда , злая насмешка мелькнула в глазах, то, о чем попросили. Но к сожалению, вы не захотели при этом узнать цену за все это. Эта шапочка-невидимочка, такая нужненькая и полезненькая, насмешка стала открытой, в измерении полета мыслей и выглядит тем самым куполом от которого и облачка сереют и птички разбиваются.
Что-ж теперь пенять на себя...
Но я не хочу. Это не я!!! Я ни о чем не просила! Я, я, я.... Забирайте свою шапку, вы, проходимец и обманщик! Даже если когда-то какой-то кардинал и обращался с просьбой о помощи, то уж точно не к вам!
А это уж, милая, какие просьбы, такие и исполнители, ну и цена соответственная.
Я вам не милая, забирайте вашу чертову шапку. Она стала шарить по голове, чтобы сбросить эту серебристую арбузную корку, но лишь растрепала волосы...
Постойте, прервала она внезапно поток своих возмущений. А это не ваши молодцы меня преследуют?
Которые? А, те, что скрылись только что за углом? Не, это не со мной. Так, мелкие воришки. Художники...... Оформители. Меня испугались. Он резко засмеялся. Кстати, могли бы быть тебе очень полезными.
- ? Да они же пытались меня изнасиловать, надругаться, а может и прикончить, и не раз!
- Неужели прямо таки пытались? Да еще и прикончить?
Прикончить, это ты сама себя пыталась. Дело в том, что они своим появлением помогают человеку только «вытащить» и «дорисовать» картинку с его собственными самыми глубинными страхами. Сделать эту картинку ярче и насыщенней, довести страх до животного ужаса – это их «художества», это они умеют хорошо.
И тогда этот неудержимый, рвущийся изнутри страх срывает с человека не только крышу, так кажется вы говорите, но и все остальное вместе с ней, и шапочки и другие «одежки». А им остается только подобрать... Хотя, ... вообще-то грубо работают, передозировки уж часто случаются... А шапка без головы... Ну, эти подробности уже абсолютно ни к чему..
- А пилиолус наш. Так что это я не давал им тебя окончательно напугать, чтоб имущество целее было.
Он замялся.
- Что вы хотите? Она невольно повторила жест кардинала, покорно опустив плечи и закрыв лицо руками в ожидании неминуемого приговора.
- Дети.
- Нет! Делайте со мной что хотите, пусть все остается так как есть, я согласна, вы даже можете надеть на меня еще и колпак шута горохового, но только не дети!!!!
- Да что же ты так испугалась то, глупая... Ничего не надо боятся, а то вон... Он повернулся в сторону, где в нетерпеливом ожидании опять стояли уже знакомые ей две мужские фигуры, и раздраженно притопнул ногой. Фигуры, как поджавшие хвост нашкодившие щенки поспешно исчезли за углом. Ты же под защитой. И ты уже почти все сделала.
Последовала многозначительная пауза.
- Ты же понимаешь, что надо покрестить детей в католическую веру. Надо. Он еще раз произнес это слово, но так, что оно отозвалось эхом колокольного звона у нее в голове. Ну так давай, не медли... Будь благоразумной. Ведь это действительно надо и тебе, и им..... И нам. Последнее он добавил только губами, и неизвестно зачем подмигнул, хотя видел, что ее глаза все еще закрыты закрыты руками.
- Вот собственно и все, о чем я пришел поговорить. Покрестишь, умница, а дальше уже поговорим о нашей шапочке. Он опять, отведя руку, чуть коснулся ее головы, и полюбовался чем-то видимым только ему.
Она проснулась от ощущения, что кто-то легонько потянул ее за волосы. Показалось. Это просто ее собственные пальцы как-то странно запутались в растрепаных волосах.
Так это был только сон... Как жаль. А ведь это мог бы быть и выход, подумалось ей. Нет, конечно не торговаться с этим старикашкой, но хотя бы знать и понять причину всего происходящего, найти объяснение этому «куполу» и снять его в конец концов...
Но это всего лишь сон.
Она встала с кровати, подошла к окну и распахнула его настеж. Тишина и пустота улицы добавила реальности ушедшему сну. Она запрокинула голову, потянулась и подставила лицо теплым утренним лучам.
- Благодарю, благодарю, шептали ее губы обращаясь к небу, благодарю за все, за свет, за жизнь и за вот это утро. Лучи солнца, казалось пронизывали ее, заполняли и возвращались обратно в небо потоком любви. Но она этого не замечала и совсем не ощущала силы этого потока, открывшегося вдруг под искренностью и глубиной ее благодарности.
Она просто стояла, нежа лицо под теплом утреннего солнца. Не заметила она и не почувствовала еще и того, как что-то серебристо-прозрачное мягкое и невозможно тонкое солнечным бликом плавно сползло с ее шелковистых волос и исчезло.
Навсегда.
С. Польская
